Воспользовавшись моментом, характерник сделал резкий выпад и ловко уколол тварь в брюхо. Со стоном она упала на пол возле старика. Перекувырнувшись, характерник подскочил к темной твари, стоящей с глупой мордой, и с размаху разрубил ей все четыре лапы. Тварь с визгом рухнула.

Отбежав на безопасное расстояние, старик повесил на пояс саблю, и, закрыв глаза, сложил руки у груди.

– Приготовься! – крикнул он Хоме.– Когда я велю, руби ближайшую к тебе!

Ровным красивым голосом он запел молитву:

– Веυрую во едиυнаго Боυга Отцаυ, Вседержиυтеля, Творцаυ неυбу и землиυ, виυдимым же всем и невиυдимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рожденна, несотворенна, единосущна Отцу, Имже вся быша.

Его голос странным образом становился все громче и громче, заполняя хату.

Корчившиеся от боли твари замерли. Скукожившись, они стали на глазах уменьшаться в размерах.

– Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятаго же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца.

Тяжело дыша, Хома протянул руку под лавку, стараясь нащупать саблю. Наконец ему это удалось. Он медленно встал и подошел к темной твари. Рука плохо слушалась его, но он с изумлением заметил, что следы от клыков почти исчезли.

Чудовище поджало уши, корчась в ужасных муках. Его шерсть поредела, клыки уменьшились, кровожадная челюсть начала принимать человеческую форму. Неожиданно тварь превратилась в заплаканного испуганного Петро, лежащего голым на полу и в ужасе глядящего на свои изрубленные руки и ноги, которые странным образом уже медленно восстанавливались.

Возле характерника лежал голый Авдотий, оглушенный, но продолжающий ожесточенно скалиться, истекая кровью.

– И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века. Аминь.

– Вот, сейчас они уязвимы! – прервав пение, выкрикнул старик.– Руби, не мешкай.

Но бурсак словно застыл. Петро испуганно глядел на него карими заплаканными глазами, полными ужаса. Испытав приступ жалости, Хома вдруг понял, что успел полюбить парубка и ни за что не сможет убить его.

– Что ты там телишься, черт тебя дери?! – разразился бранью старик.– Не смотри на него! Это опаснейший кровожадный вурдалак! Который однажды сожрет тебя ночью, если только будет такая возможность!

Замотав головою, Хома стал отступать:

– Нет… нет!

– Руби! – яростно проорал характерник, не замечая, что Авдотий за его спиною снова начал принимать чудовищную форму и уже тяжело поднимался на кривые лапы.

Увидев, как лицо Петро вновь стало зарастать густой темной шерстью, Хома нахмурился и неловко замахнулся саблей, чтобы нанести удар.

Раздался рев. Характерник вдруг упал на колени, подкошенный коварным ударом когтистой лапы по спине. Изловчившись, светлая тварь рванула в сени, а из них во двор.

С легкостью оттолкнув семинариста мощной головой, темная тварь с визгом понеслась за светлой, на полном ходу не вписавшись в двери и выломав часть дверного косяка.

Пораженно глядя на дыру в стене, Хома устало опустился на лавку.

– Скорее вставай! – не обращая внимания на раны на спине, характерник бросился к нему. Едва шевеля бледными губами, Хома таращился на него, не понимая, что нужно делать.

– Сейчас! – старик вынул из мешочка на поясе небольшой глиняный сосуд.

– Пей! – с силой зажав Хоме нос, он стал вливать ему в рот противный вязкий напиток. Едва он попал в горло, Хомино тело задрожало, надуваясь изнутри. Он попытался вырваться, но характерник держал его голову, продолжая вливать жидкость.

Когда парню показалось, что он, палец за пальцем, раздулся, как воздушный шар, характерник отпустил его, отойдя на шаг. Почувствовав облегчение, Хома вытянул губы трубочкою и выпустил изо рта пар.

– Идти можешь? – склонился над ним характерник.– Нам нужно спешить.

Хома кивнул и поднялся:

– Погоди! А где же Вера? – испуганно вскрикнул он.

– Не хотел тебя расстраивать,– признался старик, подавая ему руку.– Незадолго до того, как появились упыри, к вам в хату ворвался высокий курчавый козак в панских одежах…

– Ясногор… – прошептал Хома и уточнил: – Это приказчик.

– Так вот, хм-м,– задумчиво хмыкнул старик. – Он махал руками и уповал на какое-то обещание. Вера твоя плакала и молила ее оставить.

Хома почувствовал, что внезапно рассвирепел.

– Только он не послушал ее, схватил и уволок из хаты,– закончил старик.

– А ты что в это время делал?! – зло поинтересовался бурсак.

– То, что должен был,– характерник пожал плечами.– Прятался в углу, поджидая упырей. Давай, нет времени на разговоры!

Опираясь на старика, Хома послушно дошел до двери в сени, все еще злясь на характерника за то, что тот не остановил Ясногора.

– Постарайся догнать меня,– старик сунул руку в мешок на поясе и вытащил бутылек. Запрокинув голову, он залпом выпил содержимое.– Но не ввязывайся, понял? – сдавленным голосом уточнил он.

Парню вдруг показалось, что темные глаза старика стали ярко-оранжевыми с плотной золотой радужкой.

Оставив пораженного Хому на крыльце, характерник выскочил во двор и исчез, скрывшись за развесистой ивой.

«Да как же его догнать, если непонятно, где он?» – вглядываясь в темноту, охнул бурсак.

Неожиданно он заметил огромного черного волка, который медленно ходил по траве туда-сюда, сливаясь с тенью, и принюхивался.

Хома попятился в хату. Не обращая на него внимания, зверь ринулся куда-то с невероятной скоростью.

Осмелившись проследить за ним, парень понял, что волк, вероятно, вынюхивал упырей, которые изрядно наследили, прокладывая себе путь к отступлению. Казалось, удирая, твари двигались громадными скачками, не разбирая дороги. Все, что попадалось на их пути, было разнесено в клочья: пустой сарай, старая ива, стена хаты.

Глубоко вздохнув и трижды перекрестившись, Хома побежал. Он никак не мог взять в толк, куда подевался старик, опасен ли волк и что будет, если за следующим поворотом они столкнутся со зверем нос к носу. Отгоняя жуткие мысли, он просто бежал, ощущая, как промокли ноги от холодной росы, а сам он вспотел, несмотря на промозглый ночной холод.